Крематории Санкт-Петербурга - "Церемониальное сожжение"

Те, кто играл в «Цивилизацию», помнят, что одним из первых достижений цивилизации является обустройство похорон (переведенное на русский язык как «Церемониальное сожжение»). На самом деле, вопрос — что делать с телами умерших единоплеменников встал перед людьми практически сразу после обретения ими разума. Если не считать различных экзотических вариантов решения этой проблемы (мумификация, ритуальный каннибализм и т.д.), таких способов придумано два — закопать тело в землю или сжечь. В античной Европе тела традиционно сжигали (недаром нынешнее слова «кремация» и «колумбарий» пришли к нам из латыни), но с приходом христианства в средние века умерших стали хоронить в земле.
Ренессанс кремации был связан с торжеством рационализма и начался со второй четверти XIX века. Сторонники сожжения тел доказывали, что кремация экономичнее, гигиеничнее, и наконец, просто красивее, чем похороны в земле. Но в православной России эти доводы не пользовались успехом. В «Заметке о сожигании трупов с православной церковной точки зрения», составленной в 1909 году специальной комиссией Священного синода, говорилось: „самым естественным способом погребения признается предание трупов земле… предание тела близкого не земле, а огню представляется по меньшей мере как своеволие, противное воли Божией и дело кощунственное». Поэтому до революции на территории России был построен только один крематорий — во Владивостоке, для обслуживания проживавших там японцев.

Зато после революции огромный интерес проявили к кремации победившие в России большевики. К кремации тел призывали Ленин и Троцкий (последний даже призвал лидеров революции подать пример и завещать сжечь свои трупы), а в газетах писали статьи, гласящие, что “крематорий — кафедра безбожия». И как это часто бывало, впереди всех в области нововведений шел наш город. Уже в 1918 году в Петрограде стали активно обсуждать вопрос постройки крематория.
Помимо «идейных» соображений этому способствовали и соображения чисто практические: смертность в городе резко возросла и обычные кладбища не справлялись с потоком тел (тем более что многие из умерших не имели родственников), а кремация обещала быть куда более экономичным процессом, чем захоронение.
В результате, 26 января 1919 года Совет комиссаров Союза коммун Северной области распорядился создать при Комиссариате внутренних дел специальную комиссию по составлению проектов и ведении построек «Государственных крематориев, в первую очередь в Петрограде, а затем и в других местностях Северной области». Комиссию возглавил Борис Каплун — племянник (по другим данным, двоюродный брат) председателя петроградской ЧК М. С. Урицкого, возглавлявший подотдел принудительных работ.
21 марта 1919 года была утверждена архитектурная программа конкурса на лучший проект крематория. Для размещения крематория была выбрана территория Александро-Невской лавры, что подчеркивало антирелигиозный характер затеи. Впрочем, условиями конкурса в здании предусматривались помимо нескольких залов для «совершения обрядов» и 2-3 комнаты для священнослужителей и певчих. Для победителей конкурса были установлены пять премий от 5 до 15 тысяч рублей.
Крупные денежные премии на фоне практически полного отсутствия заказов привлекли к участию в конкурсе многих видных архитекторов. На суд жюри, которое возглавил академик архитектуры Л. Н. Бенуа, было представлено 15 проектов. Победителем конкурса стал известный архитектор И. А. Фомин, представивший проект под девизом «К небу».




Гигантская башня крематория символизировала идею: душа сожженного человека через башню возносится к небу.



Однако Каплуну гораздо больше понравился проект гражданского инженера А. Г. Джорогова под девизом «Жертва». И в своем выступлении на заседании Петросовета он стал агитировать именно за этот проект. Поэтому на вопрос Г. Зиновьева «в каком крематориуме вы предпочитаете быть сожженными – в крематориуме по проекту Фомина или по проекту Джорогова» большинство проголосовало за проект именно Джорогова. Осенью 1919-го года на территории Лавры начали рыть котлованы для фундамента.
19 сентября Каплун распорядился: «Предлагаю высылать на постройку крематориума, Обводный канал, 17, в распоряжение коменданта Скородумова ежедневно по 20 человек рабочих». Однако начавшееся наступление Юденича остановило работы, а попытка вновь начать их в 1920-м году привела к многочисленным протестам, так что территорию лавры пришлось временно оставить в покое. К тому же экономическая ситуация в стране не способствовала большому строительству и требовала более скромных решений.
Выходом стала перестройка в крематорий полуразрушенной бани, располагавшуюся на углу 14-й линии Васильевского острова и Камской улицы (14-я линия В. О., 95-97). А. Г. Джорогов был назначен старшим архитектором — производителем работ. Оборудование для кремационной печи в авральном порядке изготовили на Путиловском заводе и уже 14 декабря 1920 года состоялась первая кремация — был сожжен труп красноармейца Малышева.
«Тело задвинуто в печь в 0 час. 30 мин., причем температура печи в этот момент равнялась в среднем 800 Ц при действии левого регенератора. Гроб вспыхнул в момент задвигания его в камеру сожжения и развалился через 4 минуты после введения его туда. В 0 час. 52 мин. ткани конечностей обгорели и обнажился костяк головы и конечностей. В 0 час. 59 минут гроб совершенно сгорел, ткани еще горят; в 1 час 04 мин. швы черепа разошлись, костяки конечностей отпали, замечается исчезновение реберных хрящей и обнажение внутренностей грудной и брюшной полости с признаками их обугливания. В 1 час 28 мин. мозг сгорел, виден костяк в раскаленном состоянии. Внутренности продолжают гореть; в 1 час 38 мин. голова отделилась от туловища, часть костей черепа продолжает сохранять свою форму. Видна, не потерявшая форму, правая лопатка, внутренности продолжают гореть, причем, видимо, оканчивается сгорание внутренностей грудной полости. Мышечная масса больше уже не видна. В 1 час 45 мин. — никакого пламени не наблюдается; в 1 час 59 мин. идет, исключительно, догорание внутренностей при продолжающемся прокаливании остатка костей без пламени. В 2 часа 25 мин. — полного распада костей еще не наблюдается. В 2 часа 48 мин. процесс сожжения окончился. В 2 часа 55 мин. открыт зольник и вынута тележка с прахом сожженного. Оказалось: зольная масса, состоящая из золы, мелкого древесного угля, мелких частиц костей с попаданием некоторого количества более крупных кусков пережженных костей, что может быть объяснено преждевременным проваливанием через кольца пода камеры сжигания».


Для пропаганды кремации Каплун активно привлекал «художественную общественность», благо, играя роль мецената, он обладал в этих кругах большими связями (и даже был женат на известной балерине Спесивцевой). Как вспоминал известный художник Ю. Анненков:
«Каплун даже попросил меня нарисовать обложку для „рекламной брошюры“, что я и сделал. В этом веселом „проспекте“ приводились временные правила о порядке сожжения трупов в „Петроградском городском крематориуме“ и торжественно объявлялось, что сожженным имеет право быть каждый умерший гражданин».

Для своих знакомых Каплун часто устраивал экскурсии в крематорий. Вот как пишет об этом в своем дневнике К. И. Чуковский:
«Не поехать ли в крематорий?» – сказал он, как прежде говорили – не поехать ли к «Кюба» или в «Виллу Родэ»? «А покойники есть? – спросил кто-то. – Сейчас узнаю». Созвонились с крематорием, и оказалось, что на наше счастье есть девять покойников. «Едем!» – крикнул Каплун. Поехал один я да Спесивцева, остальные отказались… Каплун ехал туда, как в театр, и с аппетитом стал водить нас по этим исковерканным залам … Печь была советская, инженеры были советские, покойники были советские — все в разладе, кое-как, еле-еле…
«Горит мозг!» — сказал архитектор. Рабочие толпились вокруг. Мы по очереди заглядывали в щелочку и с аппетитом говорили друг другу: «раскололся череп», «загорелись легкие», вежливо уступая дамам первое место».

Однако первый советский крематорий проработал меньше трех месяцев. Уже 21 февраля 1921 года вышла из строя печь. Всего за это время работы было сожжено 379 тел (332 мужчины, 22 женщины, 25 детей и подростков). Стоит отметить, что агитация за кремацию не привела к особым результатам. Подавляющее большинство тел было сожжено в административном порядке, и только 16 — по желанию родных или согласно завещанию.
После неудачи в Петрограде инициативу в развитии кремации перехватила Москва, где в 1927 году был открыт крематорий в перестроенной Серафимовской церкви Донского монастыря (проработавший вплоть до 1982 года). Под впечатлением этого успеха вновь возникли планы постройки крематория и в Ленинграде. Сперва его опять планировали построить в Александро-Невской лавре, затем (поскольку лавра до 1933 года все еще была действующим монастырем) решили разместить его на территории Волкова кладбища. Строить крематорий предполагалось по проекту архитекторов А.Н. Гегелло и Д.Л. Кричевского.



Когда в 1933 году закрылся монастырь Александро-Невской лавры, вновь встал вопрос о строительстве крематория на ее территории. Проект Гегелло и Кричевского был переработан для нового участка и строительство было даже включено в план на 1936 год. Одновременно, в здании Никольской церкви был размещен опытный крематорий для испытания электрической печи для сжигания трупов системы инженера Железняка.
К счастью, благодаря протестам общественности, территория лавры вновь осталась нетронутой, для крематория было решено выделить участок на Митрофаньевском кладбище. Опытный крематорий в Никольской церкви был законсервирован по окончании испытаний (а весной 1941-го года демонтирован).
В 1940-41 годах проекты переоборудования в крематорий Троице-Измайловском собора и Троицкого собора Александро-Невской Лавры выдвигал в инициативном порядке профессор Токарский. Продолжал обсуждаться и проект Гегелло. 28 мая Ленинградская городская плановая комиссия обратилась в Ленгорисполком с письмом, в котором говорилось:
«Площадь свободная для захоронения на территории открытых кладбищ Ленинграда составляет к 1 мая 1941 г. 49 гектар. Это обеспечивает потребность города только на ближайшие три года (по 1943 г. включительно)… Плановая комиссия исполкома Ленгорсовета считает: 1. Строительство крематория в Ленинграде является целесообразным как в санитарно-экономическом, так и в оборонном отношениях. Строительство желательно начать в 1942 г., решая вопрос в зависимости от общих перспектив плана будущего года. 2. Подвергнуть специальному обсуждению вопрос о возможности строительства крематория в быв. Александро-Невской лавре. 3. Ввиду больших расхождений по стоимости — рассмотреть оба проекта: арх. Гегелло и проф. Токарского. 4. В зависимости от выбора места и результатов обсуждения проектов окончательно проектировать тот или иной вариант. Необходимые в 1941 г. средства на проектирование могут быть изысканы. На проектирование потребуется разрешение СНК РСФСР».


Уже после начала войны, 30 июня 1941 года заместитель председателя Ленгорисполкома В.М. Решкин наложил резолюцию: „В дело. К данному вопросу придется возвратиться, когда позволят обстоятельства“. Однако никто не мог предвидеть, при каких страшных обстоятельствах придется вернуться к этой проблеме.
К весне 1942-го года в блокадном городе скопилось огромное количество незахороненных трупов. Похоронные службы не справлялись, а решать проблему во избежание эпидемии требовалось очень быстро. Особо критическая ситуация сложилась в Колпино, которое находилось рядом с линией фронта. Поэтому именно в Колпино впервые возникла идея организовать кремацию тел.
10 февраля 1942 года в 21 час 30 мин на термическом участке цеха № 3 Ижорского завода были кремированы семи трупов, а всего в печах Ижорского завода с февраля по май 1942 года было сожжено 5524 тела.
Вот как вспоминает об этих событиях А. С. Петрова (в то время — стрелок военизированной охраны завода):
»Я сама видела, как у цеха стояли в очереди и ожидали разгрузки грузовики с трупами солдат, которых везли с передовой. Туда, в цех, к печам не пускали, нам хотелось всё увидеть. Нам было и страшно, и интересно: ведь мы были очень молоды… А поскольку мы были там своими – охрана всё-таки! – нам довелось-таки всё увидеть своими глазами. Было это на термическом участке механического цеха. Рядом с печами лежали кучей полушубки и шапки, стояли сапоги, снятые с трупов. Зрелище, которое мы наблюдали в глазок печи, было ужасным: трупы корчились в огне, толкая друг друга. Казалось – мы заглядываем в ад».

Инициативу колпинцев подхватили и в Ленинграде. Для кремации тел были приспособлены печи 1-го кирпичного завода Управления промышленности строительных материалов, расположенного на территории нынешнего Парка Победы. 16 марта 1942 года здесь были сожжены первые 150 тел. Всего в течении 1942 года было кремировано 109925 трупов. Захоронение праха производилось в карьерах кирпичного завода. В память об этих событиях на территории Парка Победы с 1986 по 2004 год было установлено несколько памятников.



После окончания войны городские власти вновь вернулись к вопросу строительства постоянного крематория. В 1947-м году проблему попытались решить с помощью трофейной техники. Был послан запрос в Калининградский обком ВКП(б) с просьбой передать Ленинграду оборудование местного крематория. В Калининграде не возражали, но грянуло «Ленинградское дело» и руководителям Ленинграда стало не до крематориев.
Новое постановление о строительстве крематория на территории Калининского района было принято в 1957 году. Но и оно осталось невыполненным. И только в 1973 году на Пискаревке был открыт крематорий, построенный по проекту архитекторов А. С. Константинова и Д. С. Гольдгора, который и работает по сей день.

В наши дни крематории успешно функционируют в 12 городах России. Но только в трех городах кремация действительно пользуется популярностью — это Москва, Норильск и Санкт-Петербург. И если в большинстве городов кремируется 15-20% умерших, то в нашем городе таковых — 50-70%.

5 комментариев

avatar
Крематорий очень интересная и выгодная тема. Давно пришла идея открыть в своем городе, тем более население города уже перевалило за миллион, но, как всегда $ нет(((
avatar
мы заказали зал… отчасти чтобы убедиться, что сожкут…
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.